Спикерская. Маша ВДА. 1 часть.
Тема «Первые три шага».
Всем привет! Я Маша, взрослый ребенок алкоголика из дисфункциональной семьи. Должна сказать, что я очень волнуюсь, это мое первое собрание в формате Скайпа. И я обнаружила себя боящейся, переживающей за то, что я в чем-то не разберусь. Мне важно было поделиться этим, спасибо.
Начну с первого шага. Он звучит как «Мы признали бессилие перед последствиями алкоголизма или другой семейной дисфункции”. Признали, что наша жизнь стала неуправляемой. Я сказала, что я из дисфункциональной семьи. Почему это так? В первую очередь потому, что мои родители развелись, когда мне было 11 или 12 лет. После развода они продолжали периодически жить вместе. В этом проявлялась некоторая неуправляемая сторона моей семьи. Я никогда не знала, в каких взаимоотношениях находятся родители. Будет ли сегодня папа дома. Конечно, все это было для меня потерей контроля. Уже в программе я стала понимать, что общение внутри моей семьи было нарушено. Например, в моей семье не принято было общаться друг с другом. Притом эта история приобрела пожизненный характер. Для меня всегда это было удивительно и непонятно. Почему, например, моя бабушка не общается со своей сестрой. Почему мой отец не общается со своим родным братом… И эта недосказанность внутри семьи, эти нездоровые модели поведения, были мною восприняты как норма. И только благодаря программе я стала понимать, что это не норма и не хорошо. И стала смотреть на это с какой-то более здраво мысленной стороны, скажем так.
Почему еще моя семья дисфункциональна? В продолжение темы нарушения коммуникации между членами семьи. Одна из моих бабушек является семейным контролером, коммуникация происходит через нее. Уже в программе я обнаружила, что со стороны отца коммуникация происходит таким образом: я звоню бабушке спросить, как дела у моей двоюродной сестры. Когда я осознала всю разрушительность этой модели поведения, то приняла решение от этого отказаться.
Что касается алкоголизма в моей семье, моя мама – алкоголик. Она начала употреблять алкоголь, когда я была довольно взрослым человеком. Мне было 14 или 15 лет. И здесь мне очень нравится сравнение (я услышала его в одной спикерской) сравнивают алкоголика и беременную женщину. Сравнение заключается в том, что женщина не становится более беременной на девятом месяце, нежели на первом, просто это становится более заметным. И с алкоголизмом моей мамы я наблюдала абсолютно ту же картину. Она не становилась большим алкоголиком или меньшим алкоголиком, просто ее алкоголизм становился все более заметным. Он прогрессировал. Я все чаще видела маму в нетрезвом состоянии, меня эти состояния очень пугали. Я не понимала, как общаться с мамой, я боялась ее. И в употреблении мамы было очень много боли для меня, очень много покинутости, очень много стыда. Дело в том, что мама в принципе с самого моего рождения была отстраненной эмоционально. Я не получала достаточного отклика с ее стороны с точки зрения любви. Она очень редко проявляла свою любовь телесно, словесно. А когда это происходило, а поскольку это происходило очень редко, я хорошо помню эти состояния. Меня мама обняла, а я стою. Я готова была стоять в самой неудобной позе. Я буквально не дышала, потому что это было настолько редко, что мне хотелось замереть и остановить этот момент. Должна сказать, что в некотором смысле, это происходит и по сей день. Контакты с мамой для меня до сих пор очень важны, и происходит некоторое восполнение этого дефицита внимания и контакта от мамы.
Если мама стала алкоголиком, то папа алкоголиком не стал. Но мой отец – человек, который имел ярко выраженное зависимое поведение. Чем оно характеризовалось? Тем, что он был очень непоследовательным в своих решениях. Сегодня он говорил одно, завтра другое. Никогда нельзя было знать, какое настроение у него будет завтра. Сдержит ли он свое слово. Он мог что-то пообещать, а на следующий день я могла подойти к нему и задать вопрос: «Папа, а ты же говорил». На что мне отвечалось прямым текстом: «Закрой рот и иди. Обещал ну и… и не обещал». Конечно, с этим тоже было связано очень много боли. И как раз эта фраза «Закрой рот» отпечаталась во мне, как часть семейного правила «Не говори, не доверяй, не чувствуй». «Не говори» – нельзя было говорить о своих чувствах. Нельзя было проявлять чувства, выражать свои мысли. Доверять тоже было нельзя, потому что обесценивалось то, что я пыталась доносить до своих родителей. «Не чувствуй» — потому что мои чувства не были достаточно важными. Даже после развода родителей мама просто поставила меня перед фактом, сказала: «мы с отцом решили разойтись». Я очень заморозилась в тот момент. Это был еще один этап внутренней заморозки – не чувствовать то, что я чувствую. Потому что это слишком больно. Если бы я охватила все эти чувства, я бы, наверное, просто умерла от боли. И все эти годы взросления в этой дисфункциональной системе всё больше и больше закручивали эти гайки «не говори, не доверяй, не чувствуй», «ты недостаточно важна». Всё это семейные послания, которые я вынесла из своей семьи, они очень мощно работали в моей жизни.
Что еще я вынесла? Конечно, я вынесла все 14 черт выживания. Однако, когда я пришла в программу, я не идентифицировала себя со Списком Характерных Особенностей. Я пришла в программу, когда моя мама начала выздоравливать. Она является на сегодняшний день членом Анонимных Алкоголиков. Вот уже 3 года остается трезвой. После того, как она начала выздоравливать, я попала на собрание АА. Мои первые собрания прошли именно там. Я приходила, слушала, наверное, около месяца я посещала, и потом у меня пришла готовность писать шаги. Мне вручили книжку Анонимных Алкоголиков, и я поняла, что готовности писать по АА шаги у меня нет, поскольку не было узнавания. И тогда мне порекомендовали обратиться в сообщество Взрослые Дети Алкоголиков. Здесь у меня чисто логически все сошлось с той точки зрения, что мама – алкоголик, на тот момент отрицания этого у меня не было. Согласие со списком 14 черт пришло уже намного позже. Я сразу пошла писать шаги в малой группе. На первом шаге у меня появился спонсор. Я до сих пор работаю со своим спонсором, и очень благодарна ей за наше совместное путешествие в программе.
Что я хочу сказать про первый шаг? Здесь мне очень важно сказать небольшую ремарку. Она связана с тем, как в русской литературе переведен первый шаг. Дело в том, что у нас он звучит как «Мы признали бессилие». В оригинале же, если переводить дословно с английского, он звучит как «Мы признали, что мы были бессильны». И это «были бессильны», это прошедшее время – оно для меня оказалось очень пробуждающим. Когда я услышала эту информацию, сначала у меня это вызвало недоумение, опасение. Потом я наконец поняла, в чем же смысл этого слова «были». Почему были? Я себя спросила: «Хорошо, если я была бессильна перед последствиями воспитания в алкогольной или дисфункциональной семье, была – это прошедшее время. Вчера я была бессильна, а сегодня что? А сегодня это как раз мостик ко второму шагу и к тому, что сегодня я в программе. У меня есть инструменты и сегодня у меня есть сила, более могущественная, чем моя собственная. И поэтому я не бессильна перед этими последствиями воспитания в алкогольной семье, потому что между мной и моей болезнью стоит сила, более могущественная, чем я.
Текст набран с аудио файла.
Стиль и разговорная лексика спикера сохранены.