Терапия отчаяния

Анель сидела напротив меня в большом коричневом кресле. Привычным взглядом психолога я быстро просканировала положение тела. Она сидела неестественно прямо, сжав колени и повернув ноги слегка вбок, казалось, она почти не дышала, словно застыла, тревогу выдавали лишь движения рук, нервно теребивших носовой платок. Я никак не могла уловить ее взгляд, Анель смотрела куда угодно, только не на меня.

Я решила не торопить ее, дать возможность адаптироваться. Вся обстановка кабинета словно приходила на помощь своими теплыми оттенками; мебель, ковер, коричнево-бежевые шторы, приглушенный свет — как будто мягко нашептывали: «Вокруг тебя все в стихии земли, ты можешь на нас опираться и крепко стоять на ногах.»

Наконец Анель заговорила:Я в отчаянии. — Её голос задрожал, слеза скатилась по щеке.

Возможно, Вы скажете, что развод — это плохо. Скорее всего, именно так Вы скажете. Но мой ответ пойдёт в противовес Вашему мнению. Скажу сразу — это решение давалось нелегко и на него потребовалось несколько лет.

Почему Вы решили, что я буду Вас переубеждать?

Не знаю, может потому, что мне все об этом только и говорят, но практически никто не слышит меня. Очень часто в моей голове возникали слова: «Не надо, если разведешься, его быстро подберут, останешься одна и пополнишь армию разведённых». Я много лет произносила их себе, это был внутренний голос, пугающий меня. Понимаю, что таким образом работает страх одиночества и ненужности. И это очень сильно сковывает меня так, что я не могу принять никакого решения, кроме одного. Пусть лучше будет так как есть, я-то потерплю ради видимого мира в семье и иллюзии благополучия.

Как думаете, чей это голос на самом деле? – поинтересовалась я.

Я думаю, это голос моей матери, — немного растерянно ответила мне Анель.

После небольшой паузы она продолжила.И заплатила за это высокую цену.

Я полагала, что отношения — это большой труд. Мир вокруг меня — это моя реальность, которую создала сама и поэтому необходимо работать над собой, чтобы изменить эту реальность.

И начался период поиска, проработок, проживаний, множества семинаров, тренингов личностного роста, духовных практик, тантры, нейро-лингвистического программирования, Индии с ее ашрамами, психологии, сатсангов с гуру, семейных расстановок, гадалок, метафорических карт, гештальта и т.п.

Боже, через какие только практики я не прошла! Но я реально «пахала» над собой. И чем больше я пыталась изменить себя, тем больше я погружалась в состояние депрессии. Пока окончательно не сваливалась в неё на целых 2 года.

Но я уже не могу больше терпеть. Именно терпеть, потому что на протяжении всей семейной жизни, а это 17 лет, или 6205 дней, я придерживалась принципа — терпи. Великий восточный «терпёж», передаваемый из поколения в поколение, от матери к дочери, порою ломающий судьбы многих женщин: «Терпи доча, такова наша участь!»

Гнев, с которым сталкиваешься каждый день, начиная с раннего утра, когда видишь недовольное перекошенное лицо, сжатые губы и раздражённый голос мужа.

Не важно, что именно раздражает, главное слить на тебя это раздражение: «Тысячу раз твердил тебе — можно полотенце вешать по-другому?!». Или «Почему ты не закрыла дверь на кухню (не имеет значения при этом, кто именно не закрыл долбанную дверь), носик чайника не в ту сторону повернут, не хлопай дверьми, не поцарапай машину, не покупай дорогих продуктов, носи вещи аккуратно, чтобы хватило на всю оставшуюся жизнь, чтобы не покупать новое…»

И снова утро, и вся это дребедень по — новой. Эта заведенная пластинка критики и гнева прослушивалась мною 6205 раз.

Иногда гнев проявлялся в сексе. Постоянное недовольство и упреки, порою на повышенных тонах, вызывали ощущение, что я все делаю не то и не так. Перманентное чувство вины заставляло меня оправдываться, спасать ситуацию и расплачиваться, именно расплачиваться сексом.

Во время секса у мужа происходила полная разрядка, он словно спускал все «гроздья гнева», накопленные в течение дня. А я в такие минуты словно мусорное ведро, которое приняло весь этот смрад на себя. Встаю, шатаясь и трясясь иду в ванную, чтобы хоть как — то смыть вылитые на меня эмоциональные помои. И чтобы не умирать всякий раз и выдержать насилие над собой, приказываю себе: «Заткнись и терпи!»

Анель дрожала всем телом, не было уже прямой спины, казалось, она готова была свернуться в клубочек и стать невидимой. Знаете, так обычно трясется успешно убежавшая в укрытие лань.

Я попросила ее максимально сжаться и почувствовать себя «клубком», побыть в этой позе столько, сколько потребуется телу, бережно укрыв ее мягким белым пледом. После чего, мы встали и трясли руками, ногами, головой и корпусом до тех пор, пока тело не обмякло полностью.

Анель откинулась на спинку кресла, глаза закрыты, руки свободно свисают вдоль тела ладонями верх. Она в принципе уже не старалась что-либо контролировать — ни эмоции, ни мысли, ни движения. Женщина была ланью, успешно скрывшейся в безопасном и защищённом месте внутри самой себя.Анель, я хочу задать Вам вопрос: «Представьте, что у вас нет воспоминаний о себе как о жене, дочери, матери, снохе, подруге, работнице, свекрови, домохозяйке, и если Вы не все это, тогда кто Вы?»

Немного помолчав, Анель ответила:

«Если я — не все эти социальные роли и образы, я – НИКТО. Но это не значит, что меня нет.

Я есть — тепло в моем теле,

я -прохладное дыхание,

я — биение сердца в груди,

я — прикосновение мягкого шерстяного свитера к запястью,

я ЖИВАЯ!

Я — просто ЧИСТЫЙ БЕЛЫЙ ЛИСТ!

На котором может проявиться все, что угодно, я могу написать на нем то, о чем давно забыла, о своих желаниях и мечтах».

Анель улыбалась, и я увидела что-то новое в ее искреннем взгляде.

Мне было радостно смотреть на неё, радостно — и одновременно тревожно: ведь она только в самом начале Пути.

Жанна Бек.